Биение сердца [СИ] - Юлия Чеснокова

— Поздно, ты что, не понимаешь?! — крикнула она, сорвавшись и заплакав, но точно так же пытаясь перебороть плач и говорить внятно. — Неизвестно, буду ли я ещё завтра, или меня не будет. С кем ты собираешься быть? Даже если я перенесу операцию удачно, мне почти месяц придется проваляться здесь, и около года минимум реабилитационного периода, когда я буду словно инвалид! Ты подумал об этом? Ни о чем ты не подумал и не мог, потому что ничего не знаешь, и никогда не старался знать, ведь мои проблемы — это такая ерунда, что в них не стоит вникать, верно? Ведь только твоя жизнь настоящая, и стоящая. Что такого интересного может быть у меня помимо того, что меня может не стать? Впрочем, и это не очень весело, а потому зачем думать об этом?!

— Марин, перестань! — прорычал Саша, физически ощущая, как его сердце обливается кровью и желая, чтобы в эту минуту оно либо разорвалось, либо отдало часть себя Марине, чтобы её сердце тоже стало целым и невредимым. — Не мучай меня, я всё это понимаю! Но я никогда не считал твои проблемы менее важными. Возможно, бывали редкие случаи, но я ведь не подозревал, как всё серьёзно…

— Потому что не пытался хотя бы обратить внимание на что-то, кроме своей драгоценной карьеры!

— Я всё исправлю! Я исправлюсь, правда!

— Боюсь, у тебя уже не будет шанса, — внезапно успокоившись, прошептала Марина. — Я не испытываю больших надежд насчет завтрашнего дня. Всё в руках Божьих, но у меня нет оптимизма и желания возвращаться…

— Не смей, слышишь? — Саша затряс головой, поднявшись и заходив из угла в угол по тесному пространству. — Не смей так говорить! Ты должна хотеть, ты должна пережить это, ради родителей, себя, друзей… я не говорю о себе, потому что не думаю, что я достаточный довод для желания вернуться ко мне.

— Ты для меня всегда был весомым доводом, — так же тихо добавила девушка.

— Марина… — выдохнул певец согнувшись и положив лоб на подоконник. Ноги его подкосились. — Я хочу увидеть тебя, поцеловать тебя, я хочу посмотреть в твои глаза. Я хочу быть рядом с тобой и держать тебя за руку.

— Уже нельзя, Саш, — подобрев, вынуждена была огорчить его она.

— Меня могут пустить, я же звезда. Я Валерке позвоню, он без мыла влезет в любую дыру. Пожалуйста, скажи, что ты примешь меня. Марина… — но она молчала. Его запоздалый звонок и эти словоизлияния — что они меняли? Разумеется, трудно поверить в его искренность. Да и она без того в таком положении, когда на всё может стать всё равно. Для чего ей его суета и трепыхания? У неё завтра такое испытание! — Марин, мне страшно!

— Тебе страшно? — девушка цинично хохотнула, хотя было слышно очередное влажное сопение, происходящее из-за борьбы с плаксивостью. — Что ты знаешь о страхе? Какое самое сильное волнение ты испытывал в жизни? Перед выходом на сцену? Во время получения награды? Когда вошел в комнату ужасов? Ты знаешь, что такое настоящий страх? Саш, у меня уже была одна операция… Наверное, кажется, что это так просто — как обычный прием у врача. Господи, Саша, да это как на войну пойти, понимаешь? Эта ночь накануне… — Марина начала всхлипывать. — Невозможно сомкнуть глаз, ведь ты не знаешь, будет у тебя ещё одна ночь или нет? Возможно, это последние часы на этом свете… а рано утром привозят каталку. Ты лежишь, глядя в темный потолок и слышишь, как её везут к твоей палате. За тобой. И каждый скрип колесиков отдаётся оглушающим эхом в ушах. А потом делают успокаивающий укол. Премедикация. Но разве он помогает? Тебя везут в операционную, анестезиологи и хирурги пытаются тебя приободрять и ты им даже улыбаешься, шутишь… а из головы не выходит мысль — конец или не конец? Проснусь я после или уже нет? Что будет, что будет? И когда наркоз начинает действовать, ты погружаешься в сон, понимая, что лучше бы поскорее заснуть и проснуться, но в то же время до отчаяния пытаясь не засыпать, ещё немного, посмотреть на этот свет вокруг… Можешь ли ты понять всё это и испытать этот страх?

Саша закрыл глаза и пытался проникнуться всем, что говорила Марина, но, как бы ему не было тревожно, жутко за неё, разумеется, оказаться на месте другого и испытать в точности то же самое невозможно. Поэтому парень лишь стискивал зубы и сжимал кулаки, не трогая больше соленых капель, катящихся из-под ресниц.

— Вот видишь… мне кажется, что это всё так серьёзно и важно, а тебе, наверное, всегда будет казаться, что я преувеличиваю и понизившиеся рейтинги продаж альбомов куда более трагичная штука.

— Нет, не будет и не кажется! — Саша пнул стену. — Нет ничего важнее жизни. Тем более жизни близкого и любимого человека. Да, я ничтожество, если когда-то считал иначе. Но вряд ли я сделал бы это осознанно. Скорее, я не задумывался над такими вещами.

— А теперь задумался?

— Я думаю о многом с нашей последней ночи… веришь ли, нет, но так и есть. Я тысячу раз проклинал то себя, то тебя, не понимая, что произошло и почему ты не хочешь отвечать мне. Как последняя мразь, я не допер сразу же о том, что с тобой может быть, и винил за выкидоны с неподниманием трубки.

— Даже если бы я не оставила телефон дома, я бы всё равно тебе не подняла, — честно призналась Марина.

— Ты имеешь на это право. Ты даже имеешь право в любой момент оборвать разговор сейчас. Я не достоин ни одной секунды твоих нервов и грусти. Если тебе всё ещё неприятно слышать меня…

— Я тоже люблю тебя, — оборвала она не разговор, а лишь его фразу. Саша остался с открытым ртом, не решаясь радоваться или горевать, ведь если завтра случится худшее, то будет в миллионы раз более острая драма. Любовь, которая была рядом всю жизнь, и которой он мог наслаждаться ежедневно, год за годом, была упущена и, найденная, потеряна в тот же миг.

— Возможно ли это? — потер лоб молодой человек, вновь садясь за стол. — Ты святая, Марина, не меньше.

— А что ещё остаётся в моем положении? — засмеялась она. — Если не любить сейчас, то когда? Это ты всегда временем разбрасывался, не имея подобного моему опыта. Тебе есть когда любить…

— Марин, послушай внимательно и поверь моим словам: что бы ни случилось, каков бы ни был итог завтрашнего дня, твоё время — это моё время, каждый твой час — это мой час. Если я люблю, то только тебя. Моя любовь — вся в тебе. Без тебя её нет. Я всегда чувствовал это, что без тебя внутри меня пусто. Ты моя жизнь и любовь, Марина. Навсегда.

Они замолчали, не решаясь нарушить сладость взаимных признаний и той великой силы, которая поднялась от них ввысь. Через дыхание, малейшие шорохи, передаваемые динамиками телефонов, пара чувствовала друг друга, ощущала присутствие и вздохами словно касались кончики его и её пальцев. Девушка улыбнулась и заговорила вновь:

— Это забавно, что мы говорим по телефонам моих мамы и папы. Как-то символична эта принадлежность сотовых двум супругам. — Она вовсе не намекала на брак и какую-нибудь свадьбу, это было понятно в настоящей ситуации. Марина просто говорила всё, что думала, в коем-то веке не собираясь скрывать внутри себя ничего. Для этого теперь не оставалось гарантированного будущего.

— А что? Почему бы и нет, — несмотря на осознанное, не сдаваясь, начал Сашка рисовать радужную картину. — Мы вполне неплохие были бы мама и папа, быть может. Хотя нет, папа из меня, скорее всего, не очень-то, а вот из тебя была бы прекрасная мама… — он услышал, как заплакала по ту сторону возлюбленная. — Что? Прости, я что-то не то сказал? Черт меня дернул за язык, Марин, пожалуйста, не плачь, я больше не скажу ничего такого… ну что ты?

— Я… знаешь, я первую-то операцию могла не делать. Мне сказали, что в принципе я достаточно проживу со своим пороком сердца, с некоторыми ограничениями, но всё-таки. Одним из ограничений была невозможность иметь детей. Сердце бы не выдержало нагрузки беременности, был очень высокий риск, а мне так хотелось их когда-нибудь иметь, — Марина разразилась ещё большими рыданиями, которые утыкала в подушку или куда-то ещё. Они были глухими, но такими надрывными, что у Саши явственно болело всё, его ломало и крутило от того, что он не там, не рядом, не прижмет к груди Марину и не успокоит. — А теперь… если бы не эндокардит, который я пережила, я была бы абсолютно здорова, но вместо этого всё ещё хуже! Даже если всё благополучно пройдет, детей мне по-прежнему не видать. Я могу рожать только с риском для жизни. Саш, ведь я не нужна тебе такая, со всем этим! У тебя толпы здоровых поклонниц, с каждой ты создать можешь полноценную семью… Боже, ну для чего ты опять возник? Как же мне дурно от всего этого… ведь ничего до конца хорошо со мной не будет…

— Марина! — грозящим тоном угомонил её молодой человек, заставив забыть о сомнениях. — А какое «хорошо» может быть без тебя? Только там где ты моё счастье. Только то, что ты можешь дать — хорошо для меня. Ничего другого не надо. Хочешь детей? Так их усыновить можно. В нашем мире всё решаемо…